Аукцыон
Как я стал предателем (1988)
«Аукцыон»: Леонид Федоров, Дмитрий Матковский, Олег Гаркуша, Николай Рубанов
сторона А
Мальчик как мальчик
Охотник
Полька
Осколки
Вечер мой
сторона В
Лиза
Бомбы
Нэпман
Лейтенант
Так я стал предателем
Охотник (инстр.)
Существует легенда о том, как поэт Велимир Хлебников зашел однажды в гости, сел там тихонько в углу, все про него и забыли. Гости вскоре разошлись, а хозяева уехали отдыхать. Через месяц вернулись - Хлебников сидит в своем углу и улыбается.
Так вот, если группе «Аукцыон» и присуща скромность, то именно такого рода. «Аукцыон» - это отчаянный, слегка жеманный футуризм, вечный богемный шарм и дух питерских сквотов. Их удивительные тексты - городской фольклор, сюрреализм и сочное слово того же Хлебникова. Если попытаться определить живописный аналог музыки «Аукцыона», то его, думается, следует искать в авангарде начала века, в картинах Шагала и Филонова.
...В 85-86 годах «Аукцыон» занял пустующее место развалившихся «Странных игр», но только в более зрелищной, более гротескной и эклектичной форме. Каждый их концерт являл собой театральное зрелище, каждая песня - маленький спектакль. «Аукцыон» уже тогда был самой отвязной и самой безалаберной командой страны. На их концертах постоянно происходили какие-то экзотические чудеса. В кромешной тьме девушка с огоньками в руках исполняла восточный танец. Затем включался стробоскоп, освещавший фрагменты задника с минаретами, иероглифами и полумесяцами. Долговязый шоумен и бывший диск-жокей Гаркуша неторопливо начинал разматывать рулоны с туалетной бумагой. Рядом резвилась живая змея. Разодетый в черный фрак вокалист Сергей Рогожин безупречно поставленным голосом пел: «Нефть ушла от нас...». Этакая «Поп-механика» для любителей ска, реггей, фанка, джаза и академического вокала.
Серьезные люди «Аукцыон» первоначально не воспринимали: бросали что-нибудь презрительное типа «шуты гороховые» или, в лучшем случае, «молодые женихи». Избалованные высокими достижениями московской рок-лаборатории столичные эксперты окрестили шоу «Аукцыона» «концептуальным попсом» и в группу тогда откровенно не врубались. Хотя вся ранняя аукцыоновская стеб-идеология, казалось, лежала на поверхности: «деньги - это бумага», «я иду к своей волчице». Уместно также вспомнить написанную массивным бородатым клавишником Дмитрием Озерским оду женщине, которая «смотрит с мольбой на шестой этаж».
Правда, порой крикливый перфоманс и «эстетизированное сумасшествие», привнесенное в группу художником и имиджмейкером Кириллом Миллером, могли запросто заслонить истинную суть «Аукцыона». И тогда блестящий тандем музыкального гения Лени Федорова и автора большинства текстов Озерского оказывался в тени. Как справедливо писал об «Аукцыоне» ленинградский журнал «РИО», «строчки на сцене теряли всякий словесныйсмысл, становясь еще двумя-тремя штрихами в балагане поз и звуков».
...Имея в арсенале такие популярные программы, как «Вернись в Сорренто» и «В Багдаде все спокойно», «Аукцыон» к 88-му году выпустил на пленке только грязно записанный концертник «Рио де Шушары».
Так и существовал у самой зрелищной ленинградской группы единственный плохенький альбомчик - выступление в совхозном клубе села
Шушары, предварявшийся клоунским конферансом Рогожина: «Гитарист-оптимист - Дмитрий Матковский... Саксофонист и человек в очках - Николай Рубанов». И так далее.
Репетировал «Аукцыон» в то время в «Авангарде». Вневедомственная гостиница от завода «Авангард» на проспекте Металлистов - место изумительное. Во время визита в Ленинград небезызвестный Удо Линденберг даже отменил плановую поездку в Петродворец и специально приехал на репетиционную точку к «Аукцыону». Он щедро угощал музыкантов баночным пивом и с удивлением взирал на допотопную аппаратуру, на перемотанные изолентой провода, на раздолбанные херовины, на которых непонятно, как вообще можно было играть.
Именно в «Авангарде» была сделана первая попытка записи, когда музыканты «Аукцыона» попытались запихать звукорежиссера Лешу Вишню в совмещенный санузел (чтобы изолировать от «источников звука»), а он почему-то трудиться там не пожелал. Из-за его упрямства для потомков так и осталось неразгаданной тайной, как можно записывать альбом, сидя на унитазе. В общем, со студийными опусами «шутам гороховым» долгое время не везло.
Что-то пробовал делать Андрей Тропилло - бросил. Затем «Аукцыон» попытался сыграть в игру «сделай сам», попробовав зафиксировать в авангардных условиях «Авангарда» студийный вариант «Рио де Шушары». Несложно догадаться, что все эти эксперименты закончились довольно скоро - запись болванки до сих пор пылится где-то в аудиоархивах.
Программа «Вернись в Сорренто» была сколочена буквально по кусочкам: все записывалось в разных местах и альбома как такового не было. Что-то удалось зафиксировать на радио, что-то вобрала в себя миллеровская портостудия, что-то осталось благодаря съемкам группы в проблемном кинофильме «Взломщик». «В Багдаде все спокойно» - программу, предшествовавшую «Предателю», но обретшую студийное воплощение лишь летом 89-го года - группе предложили записать на «Мелодии» бесплатно.
«Багдад» мы писали полгода, - вспоминает Федоров, - нам выделяли по смене раз в неделю».
...История непосредственно «Предателя» напрямую связана с тем, что этот первый полноценный альбом «Аукцыона», по сути, является третьим и начал записываться уже после ухода Рогожина. Одновременно с его исчезновением стал рушиться визуальный образ группы - картавый маленький гитарист Федоров, самовлюбленный павлин Рогожин и вампирический панк-танцор Гаркуша, в нескладных пируэтах которого порой мелькали призраки живого трагизма.
В то время контраст имиджей достигал цели и доводил общий эффект восприятия до легкого абсурда.
На место мобилизованного в «Форум» Рогожина пробовали многих, пока не возник Евгений Дятлов («Присутствие»), голос которого был даже чище и интереснее, чем у изменника.
Именно Дятлов и спел на «Предателе» в «Охотнике» и «Лейтенанте», сыграл на скрипке в «Польке». В остальных композициях в роли вокалиста выступили Федоров и поющий фальцетом Гаркуша.
Альбом записывался в мае 88-го года в студии Ленинградского Дворца молодежи, где среди прочих фиксировали себя на пленке «Телевизор», «АВИА», «Игры», «Мифы», «Опыты Александра Ляпина» и всевозможная компьютерная эстрада. «Мы первый раз очутились в настоящей студии, и это был праздник, - вспоминает Федоров. - Никто ни с кем не ругался, мы сами выставляли себе звук...
Вообще была эйфория... Я ушел с работы, мы начали давать стабильные концерты».
С самого начала группой было решено записывать не заигранные на концертах хиты, а новые, ни разу не звучавшие живьем композиции. Процесс создания этой программы протекал примерно так: Гаркуша самовыражался в стишок, Федоров и Озерский стишок частенько браковали, хотя принимали ключевую фразу. Затем Озерский переписывал текст, который они с Федоровым доводили до канонического вида - меняли слова, фразы...
Правда, иногда вообще ничего не придумывалось. Так «Мальчик как мальчик» - случайная фраза, ляпнутая Гаркушей, стала песней. На концерте в Нальчике они пели эту песню со словами «Нальчик как Нальчик».
И тоже было хорошо. Отдельный интерес представляла история названия альбома. Как-то раз Гаркуша, трудившийся киномехаником в кинотеатре «Титан» (ныне там казино «Премьер»), увидел по телевизору передачу про бывшего тассовца, который стал шпионом.
Впечатленный свалившимися на него откровениями бывшего разведчика, Гаркуша в ту же ночь написал стишок «Так я стал предателем». Озерский и Федоров, которым само стихотворение не понравилось, оставили только ключевую фразу для припева. В свою очередь «Брейгель-Босх эпохи социалистического реализма» Кирилл «Кира» Миллер, оформляя фигу на обложке, почему-то написал «Как я стал предателем».
Олег Гаркуша: оживший логотип ленинградского рок-клуба восьмидесятых годов
Фото: Сергей Бабенко
Запись альбома влетела музыкантам в две с половиной тысячи рублей, честно заработанных ими на первых легально-коммерческих выступлениях.
Деньги по тем временам были немалые. За эту сумму «Аукцыон» получил на две недели тесную комнатку под лестницей
(хоть не в туалете), в которой стояли 16-канальный магнитофон и пульт. Угол комнаты был отгорожен занавеской для записи вокала и акустических инструментов. Остальные партии писались сидя на диване - по соседству с магнитофоном. Музыканты быстро почувствовали себя в роли хозяев и решили добиваться общего драйва без помощи местных саунд-специалистов.
«Тамошние звуковики вообще индифферентные люди, - улыбается Федоров. - Мы называли их «охранниками пульта».
Болванка была выстрадана буквально за один день - барабанщик Игорь Черидник справился с главной проблемой ЛДМ-овской студии, в которой пришлось все прописывать по очереди: сначала бочку, потом барабаны, потом тарелки. Затем записывались остальные инструменты, причем Федоров (который в те времена увлекался музыкой Pixies, Simple Minds и Стинга) добавил экзотики, сыграв на гавайской гитаре в «Предателе» и на ситаре в «Лейтенанте».
Большинство композиций представляли собой авангардный ска, в котором красивые мелодические линии периодически запутывались в неоправданно сложные аранжировки. Нечеткий вокал и расхлябанность некоторых инструментальных партий на языке людей преуспевающих выглядели как «неумение себя подать» - старая болезнь и одновременно одно из достоинств «Аукцыона».
Между песнями для придания некого налета стыдливого идиотизма вставлялись небольшие текстовые реплики, которые писались на бытовой магнитофон у аукцыоновского звукорежиссера Михаила Раппопорта и включались в «Предателя» как фрагменты. Похоже, их наличие было обусловлено неуверенностью музыкантов в себе, и на альбоме эти мини-реплики воспринимались как отходные пути к запасному аэродрому. Мол, туда-сюда, пописали-пошутили.
Так, перед песней «Осколки» была связка под названием «Выводят», посвященная выводу войск из Афганистана, наспех придуманная Федоровым-Озерским в каком-то кафе. В одном месте музыканты вставили фрагмент из «Babushka» Кейт Буш, который звучал как «Гаркушка».
По окончании записи на горизонте почти сразу же появились французы, которые задумали совместный тур «Кино», «Звуков Му» и «Аукцыона» по Франции. Они серьезно готовились к «русскому прорыву» и не только пересвели альбом, но и выпустили сингл, компакт-диск и кассету «Аукцыона».
Первое впечатление музыкантов от французского сведения было ужасным. Парижские инженеры Патрик Клерк, Жорж Мойя и Жан Такси все очень пригладили - в соответствии с цивилизованным европейским пониманием качества звука. От оригинального варианта французский отличался еще и отсутствием тех маленьких мулечек-вставок, которые привносили в альбом определенный элемент безумия. «Аукцыоновцы» тогда приехали во Францию и вообще впервые в жизни держали в руках компакт-диск - и это был их альбом.
В России «Предатель» в разное время существовал в трех версиях - в виде магнитоальбома с текстовыми вставками, на виниловой пластинке (выпущенной на ленинградской «Мелодии» с матрицы французского варианта) и на компакт-диске SNC Records - с дополнительным ремастерингом, осуществленным в 95-м году в одной из гамбургских студий.
...Если же отвлечься от звуковых нюансов, то, вне зави- симости от особенностей микширования, «Предатель» сформировал новый поэтический язык группы, который бесконечно заматереет в «Бодуне» и «Дупле», чтобы наконец-то аукнуться «Птицей» с ее хлебниковской сочностью слога. Кроме того в альбом вошли несколько уникальных композиций - метафизический «Предатель» («нас просто нет»), «Осколки» (исполнявшаяся на концертах в течение десяти лет) и «Охотник», ставший минорной заготовкой того, что потом обернется на «Птице» вселенским гимном «Все вертится».
Несмотря на «французский скандал» с «Нэпманом», исполнение которого иллюстрировалось театральным полустриптизом нового шоумена Веселкина, период «Предателя» стал для «Аукцыона» началом конца эпохи костюмов, грима, придуманных образов. Музыканты вовремя прекратили шутить, поскольку их уже начинали воспринимать как профессиональных юмористов типа «Детей» и «АВИА». Нет, конечно, и дальше мозг группы Федоров (который ни разу в жизни не дал нормального, «открытого» интервью) мог выступать в белом свадебном костюме, разрисованном Миллером под березку. Как и прежде, Озерский пугал девиц сильно намазанными глазами, а Гаркуша продолжал блистать в завешанном орденами фраке (из комиссионного магазина) и вообще смотрелся на сцене как нечто среднее между иконостасом и ожившим логотипом ленинградского рок-клуба. Миллер по инерции еще некоторое время работал над гримом, и только потом, когда новый барабанщик Борис Шавейников категорически отказался краситься, весь балаган постепенно выродился. Театр отныне полностью подчинялся музыке, и акценты сместились от ироничного самоедства к пронзительной романтике. Перефразируя высказывание Томаса С. Элиота, теперь они брали города не взрывом, но всхлипом. Эпатажность и социальное шутовство уступили место спокойной и продуманной музыке повзрослевших мужчин - то сложной без умничания, то простой без жлобства, то веселой без кривляния, то грустной без ерничества.